Уважаемые френды, будущие и настоящие! Прежде чем вы решитесь добавить меня в свой список друзей, настоятельно рекомендую вам ознакомиться со следующим абзацем.
150 лет назад родился Человек, который смог невероятным напряжением всей своей жизни вытянуть часть человечества на следующую ступень социального развития. Не его вина, что мы не смогли на ней удержаться и рухнули обратно... Но благодаря ему у нашей страны был период величайшего взлёта, давший миру Победу, Космос и Надежду. Надежду на то, что человечество не оставит своих попыток снова потянуться к Звёздам.
Сегодня легендарному командиру бригады «Призрак» Алексею Борисовичу Мозговому исполнилось бы 45 лет.
Враги не могли его победить. Враги не смогли его убить. После своей трагической гибели он обрёл истинное бессмертие, став легендой. Отныне и навеки комбриг Мозговой - символ борьбы народа Донбасса против нацистского режима киевской хунты. И эту память народную не выжечь никаким напалмом.
История человечества тем и хороша, что она, как бы не хотелось этого всяким фукуямам, никогда не заканчивается. А это значит, что по неумолимым законам развития социума, обязательно наступит новый Октябрь и у человечества появится новая надежда. За светлое будущее тех, кто придёт за нами!
В мае этого года Михаилу Елизарову заказали эссе об Аркадие Гайдаре для третьего тома "Литературной матрицы". Прошло уже более полугода, а книга так и не вышла. Очень жаль, ведь...
АРКАДИЙ ГАЙДАР
1
Впервые о Смерти я услышал от Аркадия Петровича Гайдара. Мне исполнилось шесть лет, и к тому времени я уже познал бренность. Ломались игрушки, заканчивались мультфильмы, истекали выходные дни. Каждым вечером полагалось уходить в небытие. Под похоронный мотив «Спят усталые игрушки» я отправлялся в кровать, заливаясь бесстыжими липкими слезами, потому что близкие оставались у телевизора, а я уходил. И это было так несправедливо, так жестоко. Почему я, а не они?!
Раньше в моей детской жизни присутствовал Корней Чуковский, катилась отсеченная паучья голова, праздновалась скорая свадьба комарика и освобожденной Цокотухи. Но это была потешная насекомья смерть, подмостки игрушечного ТЮЗа ― по окончании стишка зарубленный паук надевал голову, как панамку, и выходил на поклон вместе с тараканами и гусеницами. Я поэтому без содрогания губил всяких мух и мотыльков. То была игра в «Чуковского», а не жестокость ― поэтому ничьих я не жалел позолоченных брюх...
Рыжим сентябрьским вечером я влез на прогретый, широкий, как полати, подоконник и приготовился слушать. Шелестела листва. Перевернулась книжная страница. И вдруг что-то произошло ― новое, чужое, но очень приятное, как будто по вспотевшей горячей спине пробежал ласковый прохладный ветер.
Родительский голос раскинул перед моим взором пастораль, такую прекрасную и тревожную, что я впервые почувствовал собственное сердце ― как будто его не было раньше, а тут оно возникло и застучало...
